Мими Памфилофф - Случайно влюбилась в… Бога?
– Еще раз. Что. Вы. Сказали?
Священник искоса на меня посмотрел.
– Я… э… и вправду не должен, – неуверенно пробормотал он. – Это не мое дело.
– Вы только что сказали, что Вотан – Гай – бог смерти и войны?
Он неохотно ответил:
– А, ну да. Это так, но…
– Что это конкретно означает? – закипала я.
– Это означает, что его особый талант – благодаря которому он прославился – заключается в… – Он прочистил горло. – Смерти и войне, милая.
Великолепно. Теперь у меня просто идеальная жизнь. Как же глупо с моей стороны не понять этого раньше. Каждый, кто посмотрит на Гая, скажет, что он смертельно опасен, не говоря уже о его сварливом и неуступчивом характере. Ну конечно же, он был богом смерти и войны.
Мир замер, но старичок, кажется, ничего не замечал, и все продолжал болтать.
– Как вы знаете, у каждого из них есть особенный талант. На самом деле, дюжина. Но обычно, известны только самые примечательные способности или те, которые больше всего ценятся в поклоняющейся культуре. Например, Вотан-Гай также известен, как Кокенексо, бог плодородия. Или Повелитель барабанов. Довольно забавно, как подумаешь об этом. – Он сдвинул очки и потер нос. – А вот викинги – у них он звался Одином – почитали его как поэта и мастера убийств. Чудно. Потом германцы, которые называли его Вотан…
– Извините меня.
Мое лицо застыло, кровь хлынула в ноги. Я повернулась и направилась к двери. Мне нужно было побыть одной.
Все это время я жила с убийцей. С Мрачным Жнецом.
Могло ли быть еще хуже?
***
Я вышагивала по апартаментам Гая и размышляла о том, что мне теперь делать. Можно сделать вид, что все в порядке, и не разыгрывать из себя паническую истеричку, затем быстренько разорвать нашу связь и исчезнуть.
Да ладно. Это не сработает. Гай свернет мне шею прежде, чем я выйду за дверь или прикует меня цепями в темнице. Наверняка здесь есть какая-нибудь.
Или даже десять. Еще есть вариант номер два. Заплакать. Нет. Нет. Это не поможет. Я могла бы…
Дверь распахнулась. Вошел Гай, улыбаясь так, как будто вернулся с самой лучшей вечеринки в его жизни.
Еще бы. Когда семьсот людей пресмыкаются перед тобой всю ночь, поклоняются, как жестокому убийце… что может быть веселее.
Гай встретился со мной взглядом, и его сияющая белозубая улыбка тут же пропала.
– Это правда? – спросила я, стоя в самом дальнем конце комнаты, в ногах кровати.
– Правда что?
Он стянул свой пиджак.
– А как ты думаешь?
– Честно, Эмма, мне сейчас не до игр.
Гай присел на диванчик спиной ко мне и начал снимать ботинки.
– Ты действительно бог смерти и войны? Это твой особенный талант? Убивать людей?
Гай бросил взгляд через плечо.
– И не забудь про войну.
– Ну как же. Кто об этом забудет?
– Да ладно, Эмма. Не называй меня этим глупым титулом. Из всех людей тебе лучше знать.
– Сколько людей ты убил?
Теперь глядя на него, я представляла себе поле битвы, заваленное окровавленными телами, а по ним на пылающей колеснице едет Гай и смеется.
Чуточку веет драматизмом. Знаю. Но такое у меня воображение.
Гай встал и сделал несколько шагов ко мне. И он уже избавился от носков.
А ведь его идеальные ступни тоже выглядят могущественными и смертоносными. А звездочки метать ногами он может?
– Эмма, прошу тебя, не смотри на меня так. Все совсем по-другому.
В его глазах мелькнуло разочарование?
Мистер Высокомерный Убийца беспокоился, что я не одобрю его профессию?
– Сколько? – повторила я, грызя ноготь на большом пальце.
– Какая разница, женщина?
– Большая. Я хочу знать.
– Если я скажу десять тысяч или миллион, ты все равно рассудишь по-своему и не примешь во внимание то, что каждый раз, когда я забирал чью-то жизнь, поступал так по праву. Это то, что я должен делать. Даже если не хочу.
Он медленно расстегнул рубашку, под которой оставалась простая белая футболка.
Я старалась не смотреть на его мощные бицепсы или как бугрятся мышцы на его груди, образуя впадины в виде полумесяца.
Старалась не замечать, как широкие плечи переходят в узкую талию, а затем – в сильные бедра.
Старалась не видеть, как он пробежался пальцами по своим иссиня-черным волосам, и как они рассыпались вокруг его до безобразия красивого лица.
Не-а. Ни разу не глянула. Мне впору было прикрыть свое вожделение руками и петь: "лалала – я тебя не слышу", потому что я теперь ученая. Мне всего-то надо было напомнить себе о прошлой ночи и о незабываемом унижении, когда меня отвергли, не говоря уже о том, что Гай сама смерть собственной персоной.
– Откуда ты знаешь, что не убил хороших людей? – Спорила я. – А как же искупление? Как насчет того, что все люди совершают ошибки и заслуживают второго шанса?
– Это очень альтруистическая точка зрения и восхитительно наивная, Эмма, но разницу между добром и злом легче определить, чем ты думаешь. К сожалению, тебе никогда этого не понять, потому что ты всего лишь человек. Ты не можешь заглянуть в души людей, как я.
– Я не просто человек. Помнишь? Но полагаю, ты прав – количество не имеет значения, ты такой, какой есть, и это отвратительно.
– Отвратительно?
Его лицо вспыхнуло от гнева, и тут я засомневалась, стоило ли доводить его до белого каления.
Ну-ка… подожди. Да, стоило. Так будет легче заставить его отпустить меня.
– Да. Я не могу находиться рядом с убийцей. И хочу уйти, Гай. Вернуться к прежней жизни, ты не имеешь права удерживать меня против воли и прикрываться тем, что защищаешь меня. Ты не имеешь права принуждать меня жить в твоем извращенном мирке.
Он пересек комнату и дерзко остановился передо мной, сердито разглядывая.
– А что нет? Неужели у меня нет любых прав, если это для общего блага?
Воздух вокруг нас засветился от излучаемой им энергии.
– Держать меня в заложницах и утаивать правду – это для общего блага? Или управлять мною через страх, чтобы насытить свое эго размером с Гаргантюа?
– Я никогда так не поступал. Всегда в первую очередь спрашивал с себя. Всегда ставил твои интересы на первое место, – прорычал он.
– А пытаться убрать Томмазо из моей жизни – это тоже для общего блага? Да?! Потому что я чертовски уверена, что это подпадает под категорию банальной ревности.
– О! Теперь я понял. Все из-за него, так ведь? – съязвил Гай.
– Это ты отправил Томмазо в Сибирь?
– Возможно. – Гай скрестил руки на груди.
– Боишься конкуренции?
Глаза Гая сузились.
– Я просто не хотел, чтобы тебе сделали больно.
